(Продолжение. Начало в № 13(80))

Потом Пэр Хазел показывал нам приспевающие ельники, выращенные по опытной системе рубок ухода. Боже ты мой! Что это были за ельники! Высокополнотные, стройные, абсолютно чистые (в смысле, без какой-либо примеси). Все деревья — прямоствольные, ровные, высотой за двадцать метров. И это за 60-80 лет! Одна такая делянка позволила бы любой российской фирме-банкроту расплатиться с долгами.  

В глубокой задумчивости мы двинулись дальше. После знакомства с государственными лесами странные ассоциации возникали у нас, российских специалистов, когда, попрощавшись с Элин, покатили дальше по прекрасным дорогам Швеции. Где-то уже видели такую организацию лесного хозяйства... Постойте-ка. Это уж не Минлесхоз ли России 80-х годов? Те же лесхозы с питомниками и цехами ширпотреба, та же поддержка лесохозяйственных мероприятий за счёт хозяйственной деятельности, та же форма собственности... И ведь работает же в Швеции такая схема! Зачем у нас сломали ту систему? Почему было не сохранить в лесах России подобную лесную госкорпорацию?

Едем дальше. Иногда проезжаем мимо ивовых зарослей. Они очень густые и ровные по высоте. Гиды поясняют, что это — энергетические плантации. Их высаживают черенками особой селекции лет на 15-20 и ежегодно осенью скашивают для целей биоэнергетики, после чего удобряют золой из тех же котельных. Ежегодно получается по 15-20 кубометров биомассы
с гектара. Просто и дёшево!

СОХРАНЯЯ ОБЩИННЫЙ УКЛАД

К вечеру приехали в город Скинскатеберг. Здесь живут работники лесопильного завода компании СетраГроуп, который виднеется невдалеке. На следующий день встретились с активистами местного отделения шведского ис-
торического лесного общества. Встреча происходила в комплексе старинных изящных зданий. Как оказалось, здесь располагается Шведский сельскохозяйственный университет с главным его управлением, школой лесных инженеров и несколькими кафедрами. Остальные подразделения университета разбросаны по другим ре-гионам Швеции.

Историческое общество представляли полтора десятка ветеранов-лесоводов. Некоторые были очень пожилые, но, судя по блес-ку их глаз, увлечённые предметом своей деятельности. Они много рассказали об истории родного края, о сохранении лесных традиций, о многовековом развитии института частной собственности на леса, к которой в Швеции отношение трепетное — со стороны и го-сударства, и крупных корпораций, и   рядовых   граждан.

Лес хранит следы любой хозяйственной деятельности человека долгие годы. Поэтому в Швеции есть правило: прежде чем начать серьёзное вторжение в лесной участок — то ли со сплошной рубкой, то ли со строительством — специальный историк смотрит, нет ли там чего-то ценного с точки зрения истории. Общество выпускает свой национальный журнал, издаёт книги об истории лесного сектора.

Мы в свою очередь поведали, что тоже занимаемся историей лесного хозяйства, что в России целая сеть музеев леса, центральный из которых, при Рослесхозе, очень даже авторитетный. В Архангельске тоже функционирует общественный фонд «Музей леса», который собирает и хранит трёхвековую историю лесного хозяйства и лесопользования региона, ведёт большую воспитательную работу, а заодно представляет региональное сообщество лесоводов в общественной жизни.      

Леса по всему северу Европы одинаковы, и уклад крестьянского хозяйства, народные лесные промыслы, приёмы лесного хозяйствования очень похожи — что в Швеции, что в Финляндии, что на российском Севере. При этом чем дальше в глубь времён, тем ближе мы оказываемся друг к другу. А различия и национальные особенности лесных дел вызывают взаимный интерес.

У них своеобразное право на лесной доход. В стране около 300 тыс. человек мелких лесовладельцев, чьи лесовладения составляют в среднем 15 га. Такие малые соб-ственники объединены в ассоциацию лесовладельцев Швеции с сетью региональных отделений. Эта ассоциация владеет крупными пакетами акций лесопромышленных компаний, имеет большой авторитет на государственном уровне, и без неё не решается ни один вопрос лесных отношений.

В структуре ассоциации есть сервисные подразделения, которые по договору с лесовладельцем могут выполнять на его участке весь комплекс лесохозяйственных работ и заготовлять ежегодную норму древесины, выплачивая хозяину леса прибыль от лесопользования за вычетом своих издержек и комиссионных — по сути, ренту. Среди многочисленной армии лесовладельцев есть желающие самостоятельно вести лесное хозяйство и убирать «урожай». Для иных это хобби, а для кого-то средство к существованию. На наш вопрос шведские коллеги прикинули, что для наполнения доходной части среднешведского семейного бюджета за счёт лесной ренты достаточно 100 га продуктивного леса.

А ещё есть общинные леса. Это особая форма собственности, наподобие бывших сельских лесов в России. Общинный лесной участок не разделён между членами общины на личные «кусочки» и не подлежит разделу. Состав общины сформирован в границах коммун. Это административно-территориальное муниципальное образование первого уровня. Обязательства и права на лесной доход членов общины регулируются членскими паями. Пай можно купить и продать, можно пользовать его долгие годы, но купить пай может только гражданин, но не компания. Это своего рода защита данной формы собственности.

Общение с членами местной общины Снефринге – владельцами приличного участка общинных лесов, происходила в том же зале дворца, среди высоченных зеркал, каминов и прочих интерьерных украшений XIX века. Управляющий общинными лесами Эрик Сунстедт докладывал о составе лесов, об основных положениях хозяйствования в них, о доходах, расходах и прочем, а активисты общины, в основном те же старички-историки, дополняли или по-правляли   своего   председателя.

УХОД ТОТАЛЬНЫЙ, РЕЗУЛЬТАТ РЕАЛЬНЫЙ  

В лесных угодьях общины, как и у других, уже знакомых нам лесовладельцев, благоухали различные древостои: и ядрёные, только что поспевшие ельники, и густые, почти без примеси лиственных хвойные молодняки, и стройные, в меру разрежённые средневозрастные сосняки. Встречалось много сплошных вырубок, ожидающих окончательной «зачистки» семенных деревьев. Их шведские лесоводы оставляют по сотне штук на 1 га, и эти деревья, стройные, отборные, изрядно «пополневшие» за те несколько лет, что росли на просторе, являют собой, можно сказать, венец всего цикла лесопользования.

То ли от обилия семенных деревьев, то ли от усердия лесокультурников молодняки в Швеции сплошь хвойные. Смены пород намалоценные лиственные не наблюдали. Берёза и осина нигде не заглушают главные породы и присутствуют лишь в виде благоприятной примеси. Естественные березняки и осинники нам не встречались, наверное, они в Швеции редкость. Зато встречались искусственные берёзовые плантации, где стройные и здоровые деревья растут по заданной программе на ценные мебельные заготовки или другой высококачественный материал. А на балансы берёзовой древесины можно и в России закупить. Все видали эшелоны берёзовых балансов, идущих за копейки на западные границы. Земля в Швеции дорога, и нерационально занимать её под производство дешёвого сырья. А как удаётся им выращивать хвойные молодняки, не заглушаемые лиственной порослью – большой вопрос.

В Швеции действует жёсткая установка: каждый гектар молодняка должен быть пройден первым приёмом некоммерческой рубки (по-нашему – осветлением, или прочисткой). В какой мере, в каком году, с какой интенсивностью, это не регламентируется строгими нормативами, а отдаётся на усмотрение специалиста. Ведь молодняки очень разнообразны, и вряд ли уместно навязывать шаблоны.

Важен принцип – уход должен быть тотальным, а результат реальным. И пластаются на каждом гектаре недавней вырубки рабочие-подрядчики, сезонники, а то и сами лесовладельцы с мотокусторезами, топорами или мачетами, убирают лиственную поросль, бесперспективные сосенки и ёлочки ровно настолько, насколько им подсказывает профессиональная интуиция.

У нас в России уход в молодняках, к сожалению, лишь провозглашён декларативно, но не подкреплён ни организационно, ни материально. Молодняки по сомнительным показателям делятся на нуждающиеся и не нуждающиеся. Вчера «не нуждался», по легкомысленной оценке таксатора-первогодка, а сегодня зарос березняком, и сидеть ему под пологом белоствольных красавиц 100 лет, пока те не сгниют.

Но даже нуждающиеся не все дождутся финансирования из федеральной или региональной казны или от арендатора. Помню, один глава муниципального района в Архангельской области, от решения которого зависело выделение средств от лесных податей на лесное хозяйство, недовольно пробурчал: «На что деньги? Кусты на вырубках рубить?! Вот ещё, будто в муниципалитете других нужд нет!». Вот и зарастают в России вырубки никчёмной берёзой и осиной. И дальние перспективы развития лесного комплекса сужаются, как шагреневая кожа.

Но взгляд российского лесовода придирчив, а характер от нищенской жизни вредный. Находим и недостатки и тут же пеняем шведским коллегам: «Здесь озеро обрубили не хорошо. До самого уреза воды! Берега будет размывать, гидрологический режим нарушится. Да и вдоль дорог можно было бы полоску леса оставлять». Шведы соглашаются: да, у вас в России благоразумно и дальновидно выделены защитные леса. Создан надёжный экологический каркас из лесов различных категорий защитности. У нас же законом прописано лишь требование выделять в продуктивных лесах в процессе их освоения 5% особо ценных насаждений. Иногда это реализуется запоздало.

Чего-чего, а девственных лесов в Швеции не найдёшь. Их не осталось, с биоразнообразием здесь проблема. А во всём мире к нему интерес, особенно к грибному царству, ещё не изученному как следует. Ведь, может, именно в нём найдётся панацея от рака. Но обратная сторона грибного царства – это гнилые деревья, гнилая древесина, перегной, труха, а гниль в своей стране разводить не хочется.

Зато в России только гнилые леса и сохранились, половина лесов Архангельской области уже засохло! Вот это хорошо! Можно поизучать и грибное царство, и мир лишайников, и уникальных вредителей. Ради этого им можно даже пару небольших грантов выделить, чтобы все оставшиеся девственные леса заповедали. Глядишь, местные защитники дикой природы помогут. Классная дифференциация получится: в России огромные заповедники с уникальным биоразнообразием, а в Швеции — тучные плантации высокосортного пиловочника…

Окончание в следующем номере