На суд общественности вынесен проект «Лесной политики России». Это очень по-российски: нам предлагают высказаться по поводу декларативного документа уже после того, как в долгих баталиях принят (и уже не раз переписан) спорный и неоднозначный Лесной кодекс. А ведь везде и всегда в управлении политика предшествует стратегии и тактике: лесное законодательство, по логике вещей, должно вырастать  из обсуждаемой «Политики…» (а не наоборот). Возникает вопрос: готово ли государство увидеть наконец истинное положение дел и распутать клубок проблем, который представляет собой современное лесопользование? Готово ли по итогам затеянной дискуссии к пересмотру того же Лесного кодекса? Общероссийский масштаб инициированного диалога предполагает, что такая готовность присутствует – а иначе зачем и начинать разговор?

Лесные приоритеты
Что обращает на себя внимание в проекте «Политики…»? Начнём с главного – расстановки приоритетов. Как и предполагается структурой подобных документов, «Политика…» — это определённый набор деклараций. При этом возникает впечатление, что здесь собрали всё, что в последнее время витало при обсуждении лесных проблем на различных площадках. Казалось бы, всё правильно: должна присутствовать сбалансированность экономических, социальных и экологических интересов. Но все эти направления, взятые отдельно, развиваются по-разному. «Экономика» (лесозаготовка, вывозка и промышленная переработка леса) сильно зависит от ситуации на рынке, эта сфера интересна и промышленникам, и государству. А вот социальные и экологические аспекты лесопользования, будем откровенны, плетутся в хвосте, имея в лучшем случае «догоня-ющий» характер. В общем, одной сбалансированностью интересов отделаться не удастся, нужно более чётко расставить приоритеты. Что будет «паровозом» лесного процесса?
На мой взгляд, три составляющие лесопользования (экономика, экология, социальная сфера) должны быть представлены минимум равнозначащами. При этом не будем лукавить: в России интерес к лесу носит выраженный хозяйственный характер, лес воспринимается прежде всего как экономический ресурс – это данность (для кого-то, возможно, неприятная). И потому рачительное и разумное использование леса для нужд национальной экономики должно быть чётким приоритетом «Политики…». Однако уже в преамбуле документа экономическая составляющая размыта, отодвинута в конец раздела и упоминается только в связи с «недостаточной инновационной и инвестиционной активностью». Такой подход не вполне соответствует действительности. Исторически у нас основной пользователь леса – промышленное предприятие, леспромхоз.
В проекте «Политики…» практически в каждом разделе декларируется возможность участия граждан и общественных объединений в управлении и контроле за лесами. Тогда необходимо более чётко определить параметры участия и закрепить это на законодательном уровне. Сегодня возможность учитывать мнение граждан и общественных объединений в принятии решений фактически никак нормативно не зафиксирована. Общественность может влиять на лесопользователя лишь в рамках процессов добровольной (негосударственной!) сертификации лесов.
Другой вопрос – а созрело ли само общество для участия в лесоуправлении? На слуху проблема Химкинского леса, а вот территориально более близких к нам примеров волеизъявления именно местного населения (не говорю сейчас о международных экологических организациях вроде Greenpeace) практически нет.

Знать о лесах больше
Немного отвлекаясь от декларативной сути «Политики…», хочется сказать вот о чём: мы крайне мало знаем о том, чем пытаемся управлять, — о самом лесе. Как мы сегодня можем обсуждать и принимать лесную политику, если в большинстве регионов не имеем актуальных лесоустроительных материалов, то есть объективной картины качественных и количественных характеристик наших лесных территорий? Например, по оценке экологов, идёт постоянная сильнейшая деградация лесов, что неизбежно приведёт к потере не только экологических, но и хозяйственных функций. Так ли это? Точно не известно. Лес для нас – по-прежнему «terra incognita». 
Между тем сегодня объём и порядок изъятия древесины с лесного участка определяется на основании устаревших лесоустроительных материалов. Фактичес-ки же и запас леса, и его ежегодный прирост могут быть меньше тех цифр, которые мы «держим в уме», за счёт незаконных рубок, повреждения древостоев пожарами и вредителями. Отсюда и проблемы с лесовосстановлением. Заготовители восстанавливают площади, официально прошедшие рубку. А кто и за чей счёт будет сажать лес на площадях, пройденных незаконными рубками? На мой взгляд, чтобы формировать лесную политику, необходимо знать, что мы имеем и что хотим получить от нашего леса в будущем. Поэтому достоверный лесной мониторинг должен быть ещё одним приоритетом «Политики…». При этом документ по своей сути должен иметь долгосрочный характер: всё-таки необходимо помнить, что лес до состояния зрелости растёт сотню лет…

Пока лесничие пишут отчёты…
В разделе «Управление леса-ми» есть очень важный пункт: «Структура органов управления обеспечивает полноту реализации полномочий и выполнение функций с учётом природных и социально-экономических условий региона». К сожалению, фактически регионы получают недостаточно средств для надлежащего исполнения полномочий по управлению лесами. В итоге — огромные площади, пройденные огнём, большой ущерб от незаконных рубок, объёмы лесовосстановления отстают от объёмов лесопользования. Всё дело в том, что в лесу сегодня нет лесника, а если он есть, то сидит и пишет отчёты. Потому что у него нет горючего, а техника – в лучшем случае старый «уазик». Сегодня лесничий – представитель государственной власти! — управлять вверенным ему ресурсом по объективным причинам фактически не может. 
Необходим иной, более гибкий подход к финансированию управления лесами, иные механизмы контроля и оценки эффективности исполнения полномочий. Важно понять и то, каким образом регионы будут получать доходы от использования лесов. Сегодня все средства идут в федеральный бюджет и только в ряде регионов (в том числе в Архангельской области) бизнес и власть договариваются о дополнительной плате в региональный бюджет. Именно договариваются: законодательно эта мера никак не закреплена. А если однажды не договорятся? Регион потеряет значительную доходную часть, а на скудные региональные бюджеты ляжет необходимость исполнения полномочий, ответственность за содержание специализированных учреждений по защите лесов от пожаров — часто единственных организаций в регионе, имеющих лицензию на тушение лесных пожаров.
Продолжая разговор о финансах, считаю необходимым сформировать отдельный  подход к определению стоимости древесины на  лесных участках, ранее пройденных рубками. Государство должно мотивировать лесопользователя интенсивно заниматься лесным хозяйством на таких территориях. Нужно определить возможность возмещения государством расходов арендатора на улучшение состояния, количественных и качественных характеристик лесного фонда при ведении интенсивного лесного хозяйства. В противном случае мы будем иметь постоянный рост площадей «ранее освоенных лесов». И работу по содержанию и восстановлению этого лесного фонда вынуждено будет вести государство, а не арендатор.

Дороги в тумане
Размытой и нечёткой выглядит формулировка: «Принимаются активные меры по формированию в стране достаточной сети лесовозных дорог…». Кем и каким образом принимаются? Необходимо наконец чётко определить государственный подход: кто строит дороги и за чей счёт? Они строятся государством, бизнесом или путём государственно-частного партнёрства?
Сегодня все понимают, что именно недостаток сети лесовозных дорог препятствует эффективному лесоуправлению и лесопользованию. Строительство дорог требует колоссальных средств, и государство пока не понимает, как построенная дорога «отработает» вложения. На мой взгляд, возможен такой механизм. Например, государство строит дороги, а потом передаёт в аренду лесные участки с инфраструктурой по более высоким ставкам для покрытия государственных расходов на строительство. Важно, что государство производит единовременные расходы (и в том числе реша-ет задачи по охране и защите ле-
сов, повышает транспортную освоенность региона), арендатор же платит повышенную ставку весь период аренды. Справедливости ради необходимо сказать, что как пример государственно-частного партнёрства строительство лесных дорог упомянуто в разделе «Экономические механизмы лесоуправления  и развития лесного сектора».

Лес — в обмен на инвестиции. Только так…
Важнейший пункт «Политики…» — повышение уровня инвестиционной привлекательности леспрома и поддержка инвестиционных проектов. На мой взгляд, подход к лесам в целях заготовки древесины должен быть только по принципу «лес в обмен на инвестиции». Необходимо на федеральном уровне усовершенствовать систему передачи лесных участков без проведения аукциона предприятиям, создающим и модернизирующим производства по глубокой переработке древесины в секторе малого и среднего бизнеса. Это повысит качественный уровень управления лесами. Компания, инвестирующая в бизнес, планирует долгосрочное использование лесных ресурсов. Ведь компании, выигравшие аукцион и не имеющие планов по развитию производства, ориентируются на краткосрочные цели: максимально быстро изъять самые выгодные лесные ресурсы и вернуть истощённый участок государству. У компаний, инвестирующих в развитие, другой подход, они работают на перспективу. Необходимо поддерживать лесами инвестиционные проекты, проявлять гибкость в вопросах изменения проектов, потому как рыночная ситуация переменчива: сегодня всем нужна целлюлоза, завтра государство сделает ставку на развитие деревянного домостроения, станет интересен бизнес по производству, к примеру, плит OSB.
В заключение отмечу: если рассматривать «Политику…» как ни к чему не обязывающий документ, то она не нужна ни лесопромышленникам, ни обществу. Поэтому первым шагом после её обсуждения должен стать переход к конкретным решениям и созданию эффективных государственных инструментов лесоуправления. А далее – существенное увеличение государственного финансирования лесного хозяйства. 
Николай ЛЬВОВ,
заслуженный работник лесной промышленности РФ.